|
26 мая 1994 года толпу ожидавших Солженицына корреспондентов выпустили на летное поле Владивостокского аэропорта. Случилась невероятная давка, девушки в кокошниках еле пробились к Александру Исаевичу, и ему с трудом удалось поцеловать хлеб-соль. Из Владивостока Солженицын поехал по стране на поезде. За 55 дней своего путешествия он побывал во многих областях России, собрав "целую коллекцию воплей и слез". Он говорил с русской провинцией на одном с ней языке - на языке боли. Но Москва встретила его настороженно. Пресса высмеивала и принижала поездку. Киселев стращал в "Итогах": в Москву едет русский националист. Аксёнов назвал возвращение Солженицына "переездом с одной дачи на другую". Жириновский твердил, будто Солженицын действует по сценарию ЦРУ. Нуйкин жалел человека, который не осознает, что не соответствует нынешней ситуации, "да никому и не нужен". Новодворская рекомендовала ему не к народу ходить, а срывать красные звезды с Кремля. Зюганов, на всякий случай, сделал заявление: будущий президент должен быть молодым и здоровым. Да и вообще, кто он такой, чтобы "обустраивать Россию?" Он пытался донести до страны то, что мучило его самого, но передачу "Встречи с Солженицыным" скоро убрали из эфира. Он говорил Думе: Россия в беде. Дума шуршала кроссвордами, бегала перекуривать и снисходительно похлопывала в ладоши. Зато на улице Солженицына ждали простые люди. Они подходили и просили разрешения пожать руку. Или улыбались и просто шли рядом. А одна женщина тихо сказала: "Вы спасли честь русского писателя".
|
