... Течение истории в России всегда – пусть на один поворот "реки" - опережало человеческую способность понять все свершающееся. Установка на мечтаемое будущее, радикально отличающееся от прошлого, психоз ломки до основания, вечные эксперименты – характерная черта российской действительности в XX веке. "Море всегда больше... пловца!" И если взять эпоху 1907 – 1917 гг., к которой приковано и сейчас внимание Солженицына, то русская культура давно уже справедливо оценила многие иллюзии, миражи, мечтания, как хрупкие челноки в волнах океана. Александр Солженицын – пловец в этом же "море", решивший стать... больше "моря", внести окончательный план в его волнения и смуты, разъяснить смысл русского XX века. Многое способствовало исполнению им этого подвига. Солженицын – свидетель не только великого заката множества интеллигентских легенд, иллюзий еще некрасовских "народопоклоников". Он увидел и резкое, невиданное ранее сужение человека, определенную стандартизацию личности. Оснований для такой мучительной субъективности было немало.
    "Оно, явление Солженицына, было более изумительно, чем явление таких гениев, как Мандельштам и Пастернак, потому что эти двое сформировались на почве, из которой росли большие деревья, и сами вымахали до небес. Не диво! Солженицын вырос на мертвой, выжженной земле, где и трава-то, казалось, не растет. А дело в том, что глубоко в земле притаились до поры живые семена, брошенные когда-то мужиковствующим графом, Л. Н. Толстым. Из такого-то семечка и вырос Солженицын. "Вероятно, это толстовское "семечко", пошедшее в ост, обнаружившее огромную силу всхожеств в Солженицыне было не единственным... Увы, и он не смог предвидеть той катастрофы для культуры, в атмосфере которой его книги вернулись на Родину."
   Дар Солженицына, сила великой классической традиции не осабевала в нем и ныне, когда вновь искры иронии наглядно засверкали на всех волнах и поворотах новейшей русской истории. Солженицын – великий печальник за родную землю, все видит, все понимает и... часто мучительно ищет объяснения трагическому самообессиливанию родного народа. Трагической жертвой лицемерия и двойной игры стала в его глазах русская культура. Ей усиленно навязывается пафос самоуничтожения, небытия. Опять она должна... множить руины в духовном мире человека, лишать всех ориентиров, путеводных звезд, зажженных Пушкиным, Толстым, Достоевским, жить психозом разрушения и выжженной земли.
   Солженицын-пророк отнюдь не опоздал со своим обличительным словом всяческой деградации гуманизма. И сейчас сотрясаются основы культуры, процесс одичания не встречает отпора. Писатель сражается – и это повторение былого! – сразу на двух фронтах, отвергая и стандарты "огосударственного" искусства и постмодернизм, построенный на пренебрежении высшими смыслами, на безбрежной всеядности и равнодушии.
   Сложность судьбы Солженицына в современной "постсоциалистической" России, сложность его "победы" еще не приблизились к разрешению. Впрочем, там, где мы ждем от Солженицына итога, он часто оказывается... перед очередной проблемой. Степень вовлеченности его в события наших дней столь велика, потенциал возможностей тоже, что многие тупики способны оказаться просветом в будущее. Лишь бы вечно он был текуч, неподконтролен, способен начать "собирать камни" для великого общего дома русских людей.




На главную
Реклама